Все завершалось также, как и начиналось. Жизнь совершила свой круг, вернув все на свои места. Цепляясь за поручень, Карина начала сомневаться, что Влад вообще когда-то был в ее судьбе.

— Карина, а где же Владик?

Вопрос бабушки разбил вдребезги ее нелепый самообман, в который она почти поверила. Влад все же был. Не приснился и не придумался. Но теперь о нем стоило говорить только так — в прошедшем времени.

Карина кинула быстрый взгляд на Колю, который на мгновение отвлекся от своего планшета и кивнула бабушке на дверь в кухню. Сегодня она была просто неспособна сказать брату, что человек, к которому он успел привязаться, был в их жизни только эпизодом.

Когда они с бабушкой оказались в маленькой кухоньке, Карина притворила за собой дверь и негромко сказала:

— Владислав Николаевич у нас больше не появится.

— Почему?

На добром морщинистом лице появилось хмурое выражение. Взгляд бабушки красноречиво говорил о том, что та считает, будто вина за то, что «Владик» больше не придет, лежит целиком и полностью на Карине. И это стало для нее последней каплей.

Стараясь не повышать голоса, она сказала:

— Потому, бабуля, что этот твой Владик поспорил с Муринским на то, что затащит меня в постель и спор этот, как ты понимаешь, выиграл. Больше ему от меня ничего не нужно.

— Но как же так… — пробормотала Мария Матвеевна. — Он же так на тебя смотрел…

Господи… Ну что они все заладили о том, как он на нее смотрел? Что теперь толку от этих взглядов, если она оказалась всего лишь пешкой в игре двух великовозрастных негодяев?

— Как? — резко спросила Карина.

— Да как кот на сливки!

— Вот он и выпил меня, как сливки. И оставил после себя разбитую тарелку. Понимаешь?! — сорвалась она невольно, повысив голос. — Люди так делают, бабуля. Используют других людей и уходят. И больше я не хочу об этом говорить, ладно?

Бабушка кивнула молча, упершись взглядом в фартук, который нервно теребила пальцами. Карина поняла, что больше просто не может. Закусив губу, чтобы не разрыдаться, она быстро вышла из кухни, прошла в свою комнату и без сил рухнула на кровать. И только спрятав лицо в старую пуховую подушку, позволила себе заплакать, не подозревая о том, что брат слышал то, чего ему знать совершенно не полагалось.

Глава 17

Стук в дверь был тихим, очень деликатным. Так давал знать о себе только Коля. Быстро утерев мокрое от слез лицо и радуясь, что в комнате стоит темнота, она сказала негромко:

— Заходи.

Часы показывали одиннадцать вечера. Бабушка уже спала, и Коле следовало спать тоже. Но, видимо, что-то мешало брату заснуть и Карина уже догадывалась, что именно.

Присев рядом с ней на постель, Коля сложил руки на коленях, сцепив пальцы в замок и, не глядя на нее, спросил:

— Влад к нам больше не придет, да?

— Да, — подтвердила Карина очень мягко.

— Почему?

Почему… снова этот ненавистный вопрос. Тот, на который она не могла дать ему правдивого ответа. Просто не желала при брате говорить о Владе плохо. В конце концов, какие бы цели тот ни преследовал, он доставил Коле немало радости. В компании Влада ее обычно замкнутый брат оживал. И теперь Карине хотелось, чтобы Коля сохранил о нем только хорошие воспоминания.

— Так иногда случается, — сказала она, тщательно подбирая слова. — Люди не могут быть вместе, потому что они очень разные. В таких случаях им гораздо лучше по отдельности.

Господи, она говорит так, будто у них с Шаталовым случился развод. Нелепые, затасканные фразы, не способные никого ни обмануть, ни утешить.

— Он тебя обидел? — спросил Коля очень серьезно.

— Нет, — быстро ответила она. — Нет, не думай о нем плохо.

Она подняла руку и потрепала брата по голове. Тот ничего больше не сказал, просто прислонился к ней, словно все понимал и желал вместе разделить горе. Как тогда, когда умерла мама. Обнимая его, Карина ощущала, как слезы снова подступают к глазам и как соленые ручейки бегут по лицу, падая Коле на волосы. Смахнув бесполезную влагу с щёк, Карина поцеловала брата в макушку, ощущая на губах горький привкус собственных слез.

Она сжала зубы до боли и сказала себе, что все это нужно просто перетерпеть. Не впервой.

На следующий день после возвращения Муринского в Заборье, терпение Карины лопнуло. Работа встала, клиенты иссякли, а Степан только и делал, что продолжал болтать о столичной жизни и гонять чаи. И дальше сносить это безответственное поведение она была не намерена, хотя Муринский был последним человеком, с кем ей хотелось как бы то ни было соприкасаться.

— У нас кончились клиенты для обзвона, — заявила Карина Степану прямо с порога.

— Ну и что? — пожал плечами тот с беззаботной улыбкой.

— А то, что твой отдел должен нам их поставлять.

— Да мы и так продали двести тысяч тазов! — возмутился Муринский. — А тебе все мало, Ангелова?

— Не мы, — холодно отчеканила она, подходя ближе и окидывая его презрительным взглядом. — Тебя тут не было и твоей заслуги в этом нет. И в любом случае — это не причина теперь ничего не делать. Ты должен…

— А ты мне не указывай! — огрызнулся Муринский, перебивая ее. — Думаешь, раз трахалась с таким крутым, как Шаталов, тебе теперь все можно?

— Ну и дурак же ты, — выплюнула Карина с отвращением. — Как только у тебя язык поворачивается…

— Мой язык на многое способен, — пошло ухмыльнулся Степан. — Кстати, должен предупредить тебя кое о чем…

— Засунь себе свои предупреждения… — начала было Карина, но вскрикнула от боли, когда Муринский схватил ее за руку и дёрнул на себя — так, что их лица оказались очень близко. Так близко, что она чувствовала на себе его дыхание.

— Так вот, — елейным тоном продолжил Степан. — Хочу тебя предупредить, что наш с Шаталовым спор ещё не завершен. Ты не все слышала. Согласно уговору, ты должна в него влюбиться. Так что наверняка он будет к тебе таскаться до победного и вешать на уши Доширак, лишь бы помириться и выиграть пари. В общем, не будь дурой, Ангелова. Имей в виду, что ты такая не первая и не последняя. Спорить на девчонок наша давняя традиция, ещё со студенческих времён, — закончил он самодовольно.

Карина вырвалась из его хватки и, глядя на него сверху вниз, сказала:

— Сделай лицо попроще. Уверена, что на тебя не велась ни одна.

Лицо Муринского исказилось в злобной гримасе.

— Да что ты знаешь? Если только захочу — я тоже тебя трахну! Раз ты развела ноги перед этим, почему бы тебе не сделать то же самое и для меня?

Она смотрела на него молча несколько секунд, поражаясь тому, что этот человек настолько упивался собственной мерзостью. Затем молниеносным движением руки смахнула со стола чашку с кофе прямо ему на ширинку и, красноречиво глядя на расползающиеся по брюкам пятно, наконец сказала:

— Потому что ты — грязная свинья.

И пошла к выходу. Вслед донеслось злобное «сука!», но после всего, что ей довелось пережить — в том числе и по вине этого урода — такая характеристика никак ее не задевала. Ее уже не задевало ничего вообще и это было даже страшнее боли. Это была тихая смерть.

Поначалу, не признаваясь в этом самой себе, Карина подспудно ждала, что Шаталов вдруг позвонит или приедет. Что переборет ее страх, сломит баррикады недоверия и сделает что-то такое, что переменит все. Но так, наверное, бывает только в книгах. В жизни же она не была ему нужна настолько, чтобы тратить на нее время — теперь, когда он уже получил все, что хотел. Хотя если верить Муринскому, то не все. Вот только она не воспринимала эти ядовитые предупреждения всерьез.

Но как бы там ни было, а у всего бывает предел. Наступил предел и ее страданиям. После ночи, проведенной в бесконечных рыданиях, настал черед блаженной засухи. Слезы иссякли, боль притупилась, и, словно выжженная пожаром, душа оказалась пуста и безжизненна. Полное омертвение всех чувств. Это было спасительное состояние, но оно пугало установившейся внутри тишиной и безразличием ко всему. Но Карине было все равно даже на это.